В джунглях с индейцами чайяуита


Джунгли Амазонки – удивительный мир. Вселенная, полная невероятных тайн и загадок. Многие из нас в детстве и юности зачитывались книгами о путешественниках и исследователях, отважных героях и авантюристах, пробиравшихся через непроходимые заросли в поисках индейских сокровищ. Кто не представлял себя тогда на их месте, не мечтал отправиться в увлекательнейшее путешествие, полное приключений и опасностей? Но шли годы, мы взрослели и незаметно забывали о своих мечтах. Мы делали карьеру, растили детей, и совсем уже было расстались с мыслью примерить на себя образ отважного героя-первооткрывателя из далекого детства. Однако – неужели все так безнадежно, и время приключений безвозвратно упущено? Черта-с два! Джунгли по-прежнему манят к себе прекрасными видениями, зовут голосами индейских духов и богов. Все что нам надо – лишь не побояться себя настоящих и отправиться на край света. Сделать шаг, и тогда перед нами откроется совершенно иной мир. Вопрос в том, сумеем ли мы его понять. И принять.
 
 
Тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук... Ритмично и монотонно стучат дубинки. Тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук… Два полуобнаженных индейца племени чаяуита – молодой, лет двадцати пяти, и другой, совсем еще мальчик – встав напротив друг друга толкут горькие листья кустарника ах’кауа. Изумрудная зелень, высыпанная в выдолбленную наподобие корыта деревянную колоду, под ударами быстро приобретает черновато-бурый оттенок и струит резкий, приторный горьковато-кислый запах, от которого желудок сжимается в спазмах. Индейцы готовят яд, время от времени, подсыпая в зловонную массу очередную порцию листьев из стоящей подле плетеной корзины. Неистово звенят цикады, нещадно палит солнце, и на темно-коричневых мускулистых спинах бисером сверкают капельки пота. Три семьи – все родственники – готовятся отправиться на рыбалку. А какая рыбалка без яда ах’кауару?
 

 
Почти все без исключения индейцы, живущие в джунглях Амазонии, признают: яд этот, содержащийся в листьях невысокого кустарника ах’кауа, по-настоящему великолепен! В отличие от яда из лианы барбаску он значительно сильнее. Так утверждают мои спутники, ибо я тоже собираюсь участвовать в рыбалке. Впервые. Белесым соком нитевидных корней барбаску мне не раз приходилось травить рыбу как в джунглях на востоке Эквадора, так и в Перу. Но вот ядом из листьев кустарника – никогда. До меня доходили только рассказы, ибо во многих местах бассейна Амазонки – по крайней мере, там, где мне приходилось бывать – индейцы обычно рыбачат именно с лианой, специально выращивая ее на своих расчистках.
 

 
Я не один. Вместе со мной за процессом перемалывания листьев внимательно следит Маленький Вождь. А, тем временем, толстая жена старшего из двух работающих индейцев перетаскивает в тень под высокий пол свайного дома тяжелые зеленые грозди бананов. Щеки и подбородок у нее разрисованы короткими горизонтальными и вертикальными черными черточками, а ладони, будто чернилами, вымазаны соком плода дерева уиту, из которого она и приготовила краску. Тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук…
 

 
- Брат, где мы будем ловить рыбу? – обращаюсь я к Маленькому Вождю.
 
- Здесь, брат, рядом. В Кунии’.
 
- Где-где? – не понимаю я.
 
- В том ручье, что впадает в большую реку чуть ниже порта.
 
- Ты хочешь сказать в Атингаяку, брат? – догадываюсь я.
 
- В Атингаяку, брат. Мы называем ее Кунии’, потому что там живут куни – длинные рыбы, вроде угрей.
 
Теперь, когда Маленький Вождь разъяснил мне значение слова "куни", все встает на свои места. Ведь название ручья на языке индейцев чаяуита в точности соответствует названию на кичуа: атинга – это змеевидная рыба, похожая на электрического угря, но не бьющая током. А внушающее уважение слово "порт" в данном случае означает всего лишь место, где швартуется каноэ вождя, то есть просто участок береговой линии. У каждой индейской семьи свое каноэ и свой порт.
 
Кунии’, как и многие маленькие речушки, рождается в довольно-таки мрачных заболоченных джунглях, по-испански называемых "агуахалес". Они начинаются сразу за сухими речными террасами, простираясь до самого подножия Восточной Кордильеры Анд по правому берегу и до далекой Амазонки по левому. Об агуахалес стоит рассказать особо, ибо так сложилось, что почти вся жизнь индейцев этого племени проходит именно здесь.
 
Эти гнилые пальмовые болота, раскинувшиеся на площади от нескольких сотен метров до многих десятков квадратных километров, круглый год утопают в черной застоявшейся воде. В большинстве случаев агуахали лежат в глубине джунглей, в низинах и редко-редко подступают к самому берегу большой реки. Почвы здесь не пропускают и не впитывают воду, поэтому-то она и застаивается на поверхности. К счастью, тут не слишком глубоко, но все же имеет смысл быть настороже. Нечасто, но встречаются места, по которым человеку приходится брести по пояс или даже по грудь в воде. А если внутри джунглей есть небольшое озеро, не сразу угадываемое глазом, то можно и утонуть. Так и просятся на язык ставшие классическими слова: "Места тут гиблые. Передохнем все…"
 
В целом разреженных агуахалес полным-полно густых зарослей, завалов, а корни с вымытой меж ними почвой выпирают над поверхностью и земли, и воды. Здесь не слишком много больших, высоких деревьев, что естественно в других более возвышенных и сухих местах джунглей. Исключение составляют монументальные пальмы агуахе, в большом количестве растущие по болотам. Собственно говоря, благодаря им джунгли эти и получили свое имя. К счастью, пока индейцы намерены ограничиться лишь низовьями тенистого ручья Кунии’.
 
Неслучайно именно сегодня все три семьи и я будем ловить рыбу. Весь вчерашний день и половину ночи лил дождь. Понятное дело, вздулась и большая река с романтическим названием Уиньюанаи’ – "Река Утренней Звезды", и притоки, куда зашла рыба. Поэтому, чтобы не дать ей уйти вместе с убывающей водой, индейцы по темну перегородили ручей высокой циновкой-полотном из расщепленного бамбука.
 
Итак, все готово. Плетеная из пальмовых листьев корзина до половины наполнена едкими истолченными ядовитыми листочками ах’кауа, и мы грязной тропкой, истоптанной широкими босыми ступнями, отправляемся в дом к Маленькому Вождю, где сидим и пьем чичу – традиционный напиток лесных индейцев. Его готовят женщины из отваренных и пережеванных ими клубней сладкого маниока. Пережевывать клубни обязательно, так как ферменты, содержащиеся в слюне, существенно ускоряют брожение.
 
Незаметно под пальмовый навес подтягиваются все новые и новые люди. Индеанки с детьми держатся отдельно от мужчин. На лицах многих из них узоры-черточки черного, красного и фиолетового цветов. Яркие блузки некоторых женщин подчеркивают общее приподнятое настроение. Еще бы! Сколько бы рыбы ни наловили сегодня, это будет отличным дополнением к рациону. Учитывая то обстоятельство, что последние два дня часть племени сидит без мяса, перебиваясь вареными бананами, жирными белыми личинками жука-долгоносика, вареным маниоком и чичей.
 
 
Из-под навеса в просвет между растениями видна большая река. Там по песчаному пляжу суетливо бегают два красноногих, черно-белых куличка-галстучника, самец и самка. Где-то неподалеку у них гнездо, вот птицы и волнуются. Индейцы чаяуита зовут их уайраши и не употребляют в пищу, потому что верят, будто те обладают «секретом», как выражается Маленький Вождь. «Секрет» в представлении охотников – все, что способно оказывать любое магическое воздействие. Это может быть трава, кости или черепа животных. Что же касается "секрета" куличка, то он в следующем. Если юноша, желающий влюбить в себя девушку, убьет птицу, отрежет ей лапку, извлечет из нее трубчатую косточку и станет смотреть сквозь нее на объект воздыхания, то это притянет девушку, и она влюбится в своего поклонника.
 
- Хей! Ну’кутара щинща, ну’кутара щинща! – бормочет себе под нос один из молодых индейцев, полоща корзину с вонючими листьями в мутных водах ручья. Его заклинание можно перевести как: «Хей! Делайся глупой, делайся глупой!» Так индеец заставляет рыбу «делаться глупой». Точнее – полумертвой. Солнечные зайчики, пробившиеся через плотный полог крон, играют в полумраке ручья, прыгая по грязным глинистым берегам, веткам кустов и деревьев, водной глади и коричневым телам индейцев. Здесь, выше по Кунии’, мы одни. Все остальные столпились ниже, в устье возле загороди, где поджидают одурманенную рыбу. Женщины и дети стоят на берегу, кое-кто залез в воду по грудь. У других над поверхностью торчат лишь головы: они пытаются нащупать руками добычу в мутной глубине.
 
- Хей! Ну’кутара щинща, ну’кутара щинща...
 
Взрыв смеха. Кто-то поймал длинноусого мраморного сома и выбросил его товарищу на крутой берег. Но тот рыбу не поймал, и она снова шлепнулась в воду. Ненадолго. Несмотря на всеобщую толчею в нешироком ручье индейцы умудряются выбрать всю добычу, обследуя буквально каждый сантиметр дна и извлекая рыбу из таких мест, где я бы ее даже не заметил.
 
 
Пока индеанки бродят в мутной рыжей воде, их маленькие – лет трех-четырех – голые дети сидят на суше и тоже в меру сил помогают взрослым, маленькими неуклюжими ручонками подбирая выловленную рыбу и складывая ее в небольшую плетеную сумочку, которую охотники обычно носят через плечо. Под конец, когда все, что можно было выловить – выловили, индейцы снимают четырехметровую бамбуковую загородь. Рыбу делят на равные порции между семьями. Женщины и девочки тут же потрошат ее, выбрасывая кишки в реку, и разносят по домам. Маленький Вождь, я и его жена с дочерьми и сыном возвращаемся домой. Индеанки, не теряя времени, ставят на очаг глиняный горшок с водой и принимаются стряпать еду. Вскоре из двух соседних домов приходят мужчины, за ними гуськом подтягиваются их жены и дети. От каждой семьи приносят две или три рыбины в подарок: сегодня все будут обедать в доме вождя. С лиц не сходят улыбки: наконец-то мясо!
 
Вот уже и большая – не меньше ладони – створка речной ракушки, служащая всем нам ложкой, лежит в опустевшей глиняной тарелке. Трапеза окончена. Каждый из нас семерых, мужчин и мальчиков, ел этой раковиной, поочередно зачерпывая бульон и возвращая ее на место, перевернув черной наружной стороной кверху. Теперь все мы благодарим друг друга ритуальным: «спасибо, брат, спасибо, брат». Опять пьем чичу...
 
Темнеет. Один за другим индейцы расходятся, возвращаются по домам. За чернеющей стеной джунглей звенят цикады и крохотные древесные лягушки. В небе зажигаются яркие южные звезды, а в кронах деревьев им подмигивают изумрудные огоньки светлячков. Шумя падающими ветками, а иной раз и обрушивающимися стволами деревьев, в беспроглядной тьме бродят зловредные лесные духи чаяуита. Вокруг противомоскитного полога неслышно порхают летучие мыши-кровососы, а где-то в глубине лесных болот грустно стонут гигантские анаконды.
 
Андрей Шляхтинский

реклама


Главная вверх